— Ну да, если она у нас подходит под обвиняемую.
— Я не знаю такого термина «подходит под обвиняемую», но Лизу видели в то время, когда напали на Бельстона. Она почему-то рыдала в туалете. В авиакомпании «Грин-авиа» она не работает. Отсюда следует вывод.
— Какой?
— Она приходила туда неслучайно, приходила к Бельстону. Может, у нее неразделенная любовь, ревность к сестре. Женщин ведь не понять, они существа коварные. В общем, у меня адрес на руках, я еду.
— Может, вам помощь моя нужна? Я готов поехать вместе с вами.
— Спи давай, спасибо за информацию. Давай сегодня «марафонцем» буду я. Уж с одной женщиной я как-нибудь справлюсь.
Дом, к которому подъехал Аванесов, мирно спал: чернели окна, но улица была живым ночным организмом — где-то запела сигнализация, в тон ей завыла собака. В окнах нужной ему квартиры было темно. Он решил, что позвонит только один раз, и если никого не дождется, отложит разговор до утра. Дверь ему открыли сразу. Приятная женщина преклонного возраста, которую старушкой назвать было совершенно нельзя, смотрела на него удивленно и даже весело.
— Вы ко мне, молодой человек? В столь поздний час?
— Не совсем молодой человек, конечно, но на добром слове спасибо. Извините за столь позднее вторжение. — Аванесов достал удостоверение. Женщина скользнула по нему взглядом.
— Что-нибудь случилось? Машину со двора угнали? Надеюсь, преступники будут пойманы.
— Нет, я к вам по личному вопросу. Ваша дочь Елизавета Красновская дома?
Женщина забеспокоилась.
— С Лизой что-то случилось?
— Вы скажите, она дома?
— Нет, она с Аней ночует у подруги. Так она мне сказала, когда звонила. Да что случилось, наконец?!
— Лиза могла стать свидетелем одного происшествия, мне нужно с ней поговорить. Впрочем, и с Аней тоже.
Лицо женщины покрылось неровными красными пятнами.
— До утра этот разговор подождать не мог?
— Не мог, уж извините.
— Да я вам вряд ли чем помогу, я не знаю, где ночуют девочки. Они взрослые уже, но Лиза позвонила, чтобы я не беспокоилась.
— Тогда уж скажите ночному гостю, какие отношения связывают вашу дочь Анну Красновскую и Марка Бельстона.
Хозяйка квартиры как-то сразу сникла и прошептала:
— Я знала, что ничем хорошим это не кончится.
Сколько Фрида себя помнила, ей все время нравились мальчики, с которыми дружила ее сестра Соня. Может, это объяснялось каким-то медицинским феноменом — поведение близнецов постоянно изучается наукой, — но факт оставался фактом. Как только у Сони возникала симпатия к мальчику, она, словно по взмаху волшебной палочки, передавалась Фриде. Психологические особенности близнецов, когда два ребенка одного возраста вынуждены постоянно находиться вместе, конечно, диктовали некоторые особенности поведения, но у Фриды эти особенности были сконцентрированы в какое-то психологическое расстройство, патологию и представляли гремучую смесь, которая была готова взорваться в любую минуту. Фрида не хотела быть зеркальным отражением Сони, но все то, к чему Соня имела отношение, Фриде было необходимо как воздух.
Родители, особенно отец, баловали их, и на третьем курсе института сестры стали обладательницами новеньких «Пежо» — красного и белого цвета. Так сложилось, что Соня сдала экзамены на вождение легко и быстро, Фрида же справилась с этим тремя месяцами позже, ей никак не удавалось сдать практику. Обида на то, что сестра ее опередила, затаилась в душе. Фриду раздражало, как Соня любила свою машину и даже разговаривала с ней, называла любимой девочкой. К Фридиной обиде немедленно примешались неприязнь и злонравие, которые однажды нашли выход: Фрида вытащила из кармана у сестры ключи от машины, отогнала ярко-красный, такой приметный автомобиль к своему сомнительному знакомому и попросила срочно продать машину, причем обязательно в другом городе. Больше Сонину машину никто не видел, родители сочли это угоном, заявили в милицию, но, не надеясь, что автомобиль найдут, быстро купили другой. Фрида искренне утешала Соню, когда та плакала навзрыд, но в ее глазах горел огонь удовлетворения. Такой же огонь появлялся, когда на Фриду обращались взгляды мужчин, когда ей удавалось переключить внимание с Сони на себя. Молодые люди, которые оказывали внимание ей самой, Фриду совершенно не интересовали.
— Ты опять строила глазки моему парню! — возмущалась Соня.
— На нем не написано, что он твой, и потом, он сам начал со мной заигрывать.
— Неправда, он за мной ухаживает.
— Как он ухаживает за тобой, когда липнет ко мне?!
— Это ты к нему липнешь, Фрида! Я видела, как ты на него смотрела.
— И как же?
— Глазами, полными страсти и желаний. Как ты так можешь?!
— Ты предлагаешь встречать друзей с закрытыми глазами?
— Фрида, не придуривайся, ты все понимаешь. Ты делаешь это мне назло!
— Я спасаю тебя от идиотов! Если ты решила завязать с парнем серьезные отношения, то почему он пялится на меня, почему отвечает на мои взгляды?!
— Потому что ты его провоцируешь, Фрида!
— Я это делаю, заметь, у тебя на глазах. А если его будут провоцировать другие?
Соня не знала, что отвечать, и сестры постоянно ссорились из-за юношей, даже папино строго-любезное «девочки, давайте жить дружно» не приводило их в себя.
После того как девушки окончили институт, папа Гранц не на шутку озаботился их замужеством. Вокруг его дочерей постоянно кружили молодые люди, но быстро исчезали, так и не сделав предложения руки и сердца. Случайность или нет произошла на авиашоу, когда Соня Гранц познакомилась и влюбилась в Марка Бельстона, одному богу известно, и Адольф Гранц не был в восторге от данной партии, но наступила хоть какая-то определенность.