Большие девочки тоже делают глупости - Страница 40

Сегодня мне кажется, что мы прожили большую жизнь, яркую, интересную, наполненную событиями, потому что я знаю: ты был в моей жизни всегда. Помнишь, как ты дернул меня за косу на перемене, и в твоей руке остался мой черный капроновый бант? Я закричала и ударила тебя портфелем, а ты молча вернул мне бантик и с этого дня все время провожал меня домой.

Помнишь, как мы вместе читали заданного Островского, а потом до хрипоты спорили об актуальности пьесы? Ты горячо говорил, что она — вчерашний день, а я утверждала, что и сегодня люди продолжают любить, гибнуть, предавать, что у них забирают Веру, Надежду, Любовь. Разве я могла тогда подумать, что говорю пророческие слова, хотя в душе соглашалась с тобой? Это было не про нас, а значит, не актуально, но сейчас я говорю обратное: судьба одинокой женщины во все времена драматична.

Мы любили ходить в кино и брали билеты на последний ряд, потому что ты держал меня за руку и гладил пальцы.

Ты помнишь наш первый поцелуй — на уроке физкультуры, в бассейне? Нас обоих бросило в жар, и как хорошо, что вокруг было много воды, чтобы охладиться! Милый, милый Ежик, я никого и никогда не любила так сильно! Ты знаешь об этом, не можешь не знать, потому что всегда говорил, что я твоя половинка.

Я жду ребенка, Ежик, твоего ребенка. Как жаль, что ты никогда не узнаешь об этом!»

Юлька на какое-то время замерла, прочитав письмо, словно почувствовала нотки души автора. Что-то важное все время ускользало от нее, оставаясь между строк. Где сейчас эта женщина? Как сложилась ее судьба? Почему они расстались? Так сложились обстоятельства, или жизнь развела их по разным дорогам? Письма не порвали, не сожгли, а бережно хранили.

«Дорогой Ежик»! Наша дочь так похожа на тебя — улыбкой, жестами, когда улыбается во сне, морщит носик! Мы с ней практически не расстаемся, но скоро надо отдавать ее в садик, и я очень переживаю, как она там адаптируется. Ты помнишь, как рассказывал мне, что в детстве сбежал из садика, и нянечка гналась за тобой по улице? Вот я и боюсь, что наша дочка унаследует от тебя нелюбовь к государственным учреждениям.

Вчера я видела тебя во сне: мы поехали на пирс и взяли яхту, ту, старенькую, нашу любимую. В середине озера вдруг вскипели волны, они бежали на берег с фонтанами брызг, и наша яхта начала тонуть. Мы чудом выбрались на берег и от счастья обнимали друг друга.

Вчера я смотрела наши школьные фотографии. Мама ругает меня и грозится их выкинуть, говорит, что я все время ковыряю свои раны. Я знаю, что ничего уже не изменишь, да и невозможно это, но рука не поднимается выкинуть фото. Это как выбросить частичку своего прошлого, частичку себя. Я беру эти фото, прикладываю к губам и вдыхаю свое прошлое, наше прошлое. Помнишь, как мы классом ездили по местам боевой славы, а потом всю ночь простояли в поезде у окна и проговорили? Ты рассказывал мне о нашем будущем, потому что в будущем мы всегда должны были быть вместе.

Я купила нашей дочке на день рождения красивую куклу и сказала, что это подарок от папы. Я расскажу ей про тебя позже, когда она немного подрастет, — скажу, что ты был полярником или альпинистом. Такие легенды придумывают многие одинокие мамы. Я не могу сказать дочери, что ты жив и здоров, живешь с нами в одном городе и у тебя другая семья. Все это твое счастье никак не укладывается в моей глупой голове, ты уж прости меня, Ежик. Я научилась жить без тебя, но это очень больно, словно ходишь голыми ногами по раскаленным углям. Если бы не наша дочка, я бы не смогла жить. Ладно, Ежик, не буду больше жаловаться, думать о прошлом, у меня для этого остается все меньше и меньше времени — я много работаю. Неужели ты счастлив без меня? Как, как это возможно, скажи?!»

Третья записка была надорвана, словно ее хотели уничтожить, а потом передумали, и писал ее другой человек — буквы были неровные, пляшущие, словно их выводил кто-то с плохим зрением. Юля еле разобрала написанное.

«Моя дочь умерла после продолжительной и тяжелой болезни. Я старый человек, и мне осталось немного… У меня на руках ваша дочь… Прошу вас в случае моей смерти позаботиться о ней…» Дальше были, наверное, координаты, номер телефона, но часть информации просто не подлежала восстановлению.

«Ну что, Юлечка, легче тебе стало от внедрения в чужую жизнь?» — спросила она у себя.

Какое отношение имеет к этим письмам, к этой истории Марк Бельстон? Эти письма лежали у него на столе, он читал их чуть ли не за несколько минут до происшествия. Может, они были адресованы ему? Он и есть Ежик — объект неразделенной любви? Женщина, писавшая ему эти письма, умерла, а у него осталась дочь, незаконная дочь олигарха, которую не хочет признавать семья. Следовательно, мотивы нападения нужно искать в запутанных дебрях семейных историй. Но ведь если женщина умерла, кто рассказал отцу о дочери? Нет, какая-то путаница! Не получается, не складывается гладко эта история.

А как же Анна Красновская? Ее ребенок? Что будет делать она? В любой истории самая пострадавшая сторона — это всегда женщина. Вот разве она, Юлька, не пострадавшая сторона в отношениях с американским другом Кевином? Она не думала, что он, пообщавшись с ней в социальных сетях, приедет в Россию. Они полюбили друг друга, строили совместные планы на будущее, но Кевин так до сих пор и не принял решения переехать в Россию окончательно. Да, у него замечательная и высокооплачиваемая работа, но Юлька не видит себя в Америке и совсем не представляет, чем она там будет заниматься и как жить. А Кевин не настаивает ни на каком варианте, его, похоже, нынешнее положение вещей устраивает. А она страдает, переживает, мучается, ей все время кажется, что он разлюбит ее. Какая любовь на расстоянии? Она здесь, пишет все время для своей газеты, а он в далекой Америке. Юлька устала ловить сочувственные взгляды коллег. Она так пожалела себя, что поневоле начала всхлипывать.