— Знаешь, — доверительно сказала она девочке, — у меня тоже мама умерла, поэтому я тебя хорошо понимаю. Давай пока пойдем ко мне в гостиницу, я ведь приехала в ваш город на несколько дней и живу в гостинице, а там посмотрим, что дальше делать.
— А ты меня в полицию не сдашь?
— Нет, не сдам.
— Хорошо, пошли. — И Танька протянула ей маленькую, всю в цыпках, ладошку.
В вестибюле гостиницы дежурная даже не обратила внимания на то, что Юля пришла не одна. В номере было тихо и уютно, Юля взяла с тумбочки коробку конфет.
— Давай будем сейчас чай пить.
— Да у меня уже места нету! — Танька постучала кулаком по животу. — А у тебя правда мама умерла?
— Правда. Я выросла с папой. Ты мне расскажи о себе, Таня. Я журналист, может, помогу тебе чем, найдем твоих родных.
— Я в детский дом не пойду. Лучше в колодце жить.
— Я про детский дом тебе ничего не говорила. Может, у нас получится найти сестру какую-нибудь мамы, родственников много бывает — дяди, тети, троюродные братья и сестры.
— Не знаю, я не думала.
— А ты подумай. Это лучше, чем по колодцам скитаться. Давай-ка сначала рассказывай все.
Юлька слушала девочку внимательно и думала о том, почему маленькому человечку выпало столько испытаний и как она может помочь Тане обрести родных или приемную семью. Оставлять девочку одну никак нельзя. Когда Танька дошла до происшествия во дворе со взрывом машины и пересказала все в деталях, Юля не выдержала.
— Таня, ты точно видела мужчину, который подходил к машине и что-то подложил туда?
— Точно, я его хорошо видела. Лицо у него злое. И девушку видела, которая после взрыва убежала. Вскрикнула и убежала.
— А мужчина?
— А он на дальней скамеечке сидел и смотрел, как машина горит.
— То есть ты его запомнила?!
— Ну, как тебя! — Танька на секунду задумалась. — Хочешь, я его нарисую?
— Как нарисуешь? — не поняла Сорнева. Девочка ставила ее в тупик.
— Карандашом на бумаге.
— Давай! — Юлька протянула ей бумагу и карандаш.
Таня рисовала долго, и ее язычок от усердия высовывался изо рта.
— Ну вот, вроде похож.
— Ну, ты даешь! — присвистнула Юлька. — Ты рисуешь, как настоящий художник!
— Я немного в художке училась, когда мама жива была. Она мне говорила, что я могу художником стать.
На бумаге был изображен мужчина с крупным носом и прищуренными глазами, причем прорисованы были не только большие глаза, но и мелкие морщинки вокруг глаз.
— Какая ты умничка, Таня! Ты его так хорошо запомнила?
— У меня память как у художника. Только я давно не рисовала.
— Ты не представляешь, как ты мне помогла! Я как раз ищу женщину, у которой взорвали машину, пишу об этом и твой рисунок обязательно использую в материале. Давай мы договоримся, что ты идешь в ванну, а потом ложишься спать.
— Я люблю ванну, — задумчиво сказала девочка, — только я давно там не мылась.
— Таня, Танечка, сейчас мы это все исправим. А завтра я куплю тебе новую одежду, и будем думать, как тебе помочь.
— Как ты мне поможешь, если мама и бабушка умерли? Назад они не вернутся.
— Мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем!
Юля сама верила в то, о чем говорила. Но всеми вопросами девочки она будет заниматься завтра, а сегодня еще надо поработать.
— Ты опять вляпалась, — подытожила она сегодняшний день.
Условия, в которых оказалась Юля, конечно, отличались от спокойного, нормального течения жизни.
— Экстремалка! Пожарные и пилоты могут отдыхать! — ласково сказала она своему отражению в зеркале. Читатели ее любимой газеты, утомленные повседневными проблемами, с удовольствием узнают о ее приключениях, но ей-то что-то нужно делать дальше! Девочку она оставить не может, да и уехать просто так, не получив ответа, кто покушался на Бельстона, — тоже нельзя.
Телефон Красновской по-прежнему молчал, теперь у Юли остался только запасной вариант, который казался единственно верным. Она набрала телефон сестры потерпевшей, Елизаветы Красновской.
— Здравствуйте, это из пресс-службы «Грин-авиа». Мы не можем дозвониться до вашей сестры, она на крайний случай оставляла ваш номер. Можно пригласить ее к телефону?
— Здравствуйте, Анна взяла отпуск на неделю. Удивительно, что вы не в курсе. Ее нет в городе, извините.
Это был полный отлуп, как говаривал шолоховский дедушка Щукарь. А то, что ей пришлось солгать, Юльку не беспокоило. Когда журналист искажает факты — это уже не журналистика, а политтехнология. В ее же ситуации все средства хороши. Следующий звонок был Оле Виноградовой.
— Оля! Ты единственная, кто мне может в этом городе помочь! Оль, как хочешь, выручай меня!
— Сорнева!
— А когда ты у меня курсовую по расследовательской журналистике списывала, я тебе была Юлечка! — обиделась Юлька. — Я дозвонилась до Лизы, она говорит, что Аня уехала, думаю, что врет. Лиза знает, где Аня, у меня сомнений нет. Журналистская интуиция, если хочешь. Ты ведь знаешь подруг своей одноклассницы, окружение Лизы. Они должны где-то прятаться, в каком-нибудь тихом месте. Подумай, где мне Красновскую искать.
— Ой, навязалась ты на мою голову! И про курсовую вспомнила, а когда это было!
— Оля, ты попробуй. Я понимаю, что почти нереальное прошу, но ты попробуй, и если ничего не получится — пошли меня на фиг, и я успокоюсь.
Через пять минут Ольга Виноградова перезвонила.
— Ой, Сорнева! Надеюсь, что больше курсовой попрекать меня не будешь. Записывай адрес. Но только если скажешь, что это я…
— Никогда, Оля! Никогда! Клянусь родной газетой. Могила!