Большие девочки тоже делают глупости - Страница 57

Адольф Гранц всегда ощущал себя старше сверстников. По рассказам отца, их семью и сотни других немецких семей депортировали из Поволжья в Сибирь. Слово «депортация», услышанное от отца, мальчику казалось страшным и злым, схожим с «убийством», а по сути, оказалось, так оно и было для многих немцев. Местное население относилось к ссыльным по-разному: кто-то жалел и помогал, кто-то оскорблял и называл фашистами. У отца погибли все родственники, семья перебивалась с воды на хлеб, и только истинно немецкое упорство, работоспособность и настойчивость помогли им выжить в далекой сибирской деревне.

Адольф Гранц родился за год до начала войны. Уже в детском возрасте он хлебнул обид за свое «гитлеровское» имя.

— Зачем ты меня так назвал, папа? — как-то после очередной драки с обидчиками спросил он отца.

— Не говори глупости! Адольф переводится с древнегерманского языка как благородный волк. А это очень красиво.

Своего немногословного отца он безмерно уважал. Отец много работал, он был хорошим плотником, и заказов от деревенских было хоть отбавляй. Мама всегда занималась хозяйством и единственным сыном.

— Ты обязательно учи родной язык, немецкий, никому заинтересованности не показывай, но учи, — просил отец, с трудом уже изъяснявшийся по-немецки. Однажды мальчик увидел, как он с интересом читает школьный учебник по истории.

— Хочу знать, чем там все закончилось, — сказал отец, перехватив его взгляд. Адольф не очень понял: то ли отца интересовала сегодняшняя жизнь его далекой Германии, то ли сражения Великой Отечественной войны, но лишних вопросов он задавать был не приучен — раз отцу интересно, пусть читает его учебники.

Отец заболел внезапно — упал с крыши строящегося дома и занемог. Вечером он позвал сына и протянул ему свернутый конверт.

— Вот, сохрани. Может, когда найдешь его.

— Кого, папа?

— Это адрес моего младшего брата Мартина Гранца. Он живет в Кёльне. Я хранил этот адрес с риском для жизни. Родные корни терять нельзя.

Ночью отца не стало. Мать скончалась через три дня — ее, мертвую, нашли в коровнике. Адольф Гранц остался один на всем белом свете, и только старый замусоленный конверт хранил данные о какой-то другой, нереальной жизни.

Адольф Гранц был незаметным студентом — замкнутым, погруженным в учебу. В то время, как все общежитские парни гуляли с девчонками, он не проявлял никакой инициативы, а корпел над учебниками. Учеба давалась ему легко, и вечерами, засыпая на жесткой подушке в обшарпанной комнате общаги, он мечтал о другой жизни — яркой, как радуга после проливного дождя.

Заветный немецкий адрес он хранил в надежном месте и настойчиво учил язык.

Однажды в весеннюю сессию на экзамене по системному анализу он неудачно вытянул билет — тему он разобрал плохо. Преподаватель дисциплины, кандидат технических наук Илана Наумовна, еврейка в возрасте, только вздохнула:

— Гранц, вам придется пересдать предмет.

Так получилось, что пересдавать системный анализ он пришел к ней домой — такая редкая практика существовала среди студентов. Женщина чихала и все время куталась в шаль.

— Вы простите, у меня инфлюэнция.

Такого слова молодой Гранц еще не знал.

— Обычная простуда, — добавила она. — Давайте вашу зачетку.

Он сдал заветный экзамен, принял приглашение остаться на чай, и они разговорились, как старые знакомые. Ей было тридцать лет — не то чтобы далекий от него возраст, но она выглядела гораздо старше: темная полоска усиков над губой, пигментные пятна на лице. Адольф словно увидел себя со стороны: он, молодой, голодный, хорошо сложенный, никак не гармонировал с ней, некрасивой теткой с дурацкими усиками, над которыми посмеивались все студенты. Да, до модели ей не дотянуть. А впрочем, что могут дать эти молоденькие девчонки, кроме быстрого секса? Кому из них, надменных и любующихся собой, он будет нужен — без квартиры, машины, денег, положения? Здесь, в ее четырехкомнатной квартире, он ощутил достаток и еще то, что женщина хотела его — ее пальцы вдруг задержались на его руке немного дольше, когда она подавала кружку. Он вдруг почувствовал, что это и есть его шанс круто изменить свою жизнь, крепко прижал ее к груди и поцеловал.

Чай давно остыл, а он сквозь ресницы рассматривал ее располневшее тело, красные прожилки на ногах и ощущал удивительное спокойствие от произошедшего. Он слушал ее рассказ о жизни, об умершем муже-профессоре, о том, как много в ней нерастраченной доброты и ласки, и об остатке жизни, которую она готова посвятить ему. Адольф Гранц переехал к ней через неделю, и они тихо расписались.

— Не надо, чтобы в институте об этом знали, по крайней мере, пока, — попросил он.

Она заискивающе согласилась, потому что поверить не могла, что у нее появился молодой муж, которого она готова холить и лелеять.

У Иланы Наумовны было достаточно связей и денег, чтобы устроить его в престижную авиакомпанию и заняться его карьерой. Она любила мужа так нежно и так беззаветно, преданно, что его порой это раздражало. Вместе они практически нигде не появлялись, домой к себе никого не приглашали, и когда через три года Илана родила двойняшек-дочерей, знакомые только руками разводили:

— Вот что значит молодая кровь! Даже эту еврейку заставил родить.

Илана Гранц ушла с работы, забросила системный анализ и всецело посвятила себя любимому мужу и дочерям. Адольфу нравилось, когда женщина подчинялась правилу трех «К» — «Kinder, Küche, Kirche»: «Дети, Кухня, Церковь». Привыкший к постоянным лишениям и ограничениям, он чувствовал себя центром вселенной. Усики по настоянию мужа Илана давно удалила.